Продолжаю "игры богов". Мрачно, но факт. II. Перешагнувший не остаётся
(Предыдущая часть)
Ведомо всем, как Зевс Громовержец сражался с отцом своим Кроном. Скрытый от взгляда отца, средь людей возмужавший и ставший их богом, верой их силу обрёл, небывалую прежде. Крона низверг он, но прежде рассек его чрево, вернув своих братьев на волю. Вместе поднялись они против Крона собратьев, тогда и познали титаны, что ныне предел им положен. Изгнаны были и Крон, и собратья его, и от Неба, и от Земли, и взгремел переполненный Тартар.
Ныне на лике Земли и под Неба сияющим ликом живут беспечально и люди, и боги. Боги наш мир направляют во благо, люди же их почитают и славят за это. Так происходит сейчас, а грядущее вечно сокрыто.
– Радуйся! Я счастлив видеть тебя в добром здравии, мастер слов, наставник победы Кронидов.
– Радуйся, Зевс, повелитель Олимпа! Радуйся, что застал меня ещё живым.
– Я бы нашёл тебя и во владениях старшего брата. Но ты прав, я торопился застать тебя среди живых. Я слышал, что ты тяготишься краткостью века людского.
– Верно ты слышал. И тем более меня это печалит, чем больше эта краткость века относится ко мне.
– Страх окончания жизни в основе души кратковечных. Его попирая, они обретают ту силу, которая вечным завидна. Я помню твои уроки, наставник победы богов.
– Я тоже. Но у меня не очень-то получается быть примером к моим словам.
– Я принёс амброзию в нектаре. Я оставил пифос в ручье позади твоей хижины. Сейчас…
– Не надо. Пусть ученики принесут. Эй!
– Знаешь, что говорят про этот сладчайший напиток? Все думают, что именно он даёт богам и бессмертие, и вечную молодость! Сколько ни объясняй про разную сущность людей и богов, без толку.
– В таких же, как они, только очень сильных, потому что пьют особенный напиток, верить проще.
– Я тогда не ошибся, увидев в тебе задолго до рождения способность понимать людей.
– Этому и остальные научились, чтоб веру получать. И приглядывать за вами, кратковечными, надо! Между прочим, твои ученики отлили из моего пифоса целую амфору, пока сюда несли. Я видел, могу явить немного гнева, если желаешь.
– Да пусть их. Бессмертия амброзия не даёт, а здоровье поправят. К тому же они меры не знают, и утром ещё пожалеют о том, что даром богов налакались.
– Утром постигнет их боль и раскаянье?
– Да, как всегда. Хлебнут вина неразбавленного, станет полегче.
– Ты, хоть и знаешь всё это, тоже амброзии выпил изрядно.
– И я завтра неразбавленного хлебну.
Амброзия, сладкий нектар, и иное, что боги вкушают, силы приносит и свежесть, и радует душу. Раны любые излечит, страданья из сердца изгонит, но только не старость. Старости нет у богов, то удел кратковечных, и пища богов тут бессильна.
Хижина рассказчика в роще близ Фив, известная как Парамифион, пустовала уже много дней. Часть учеников рассказчика поддерживала в ней порядок и каждый день приносила свежие плоды, заменяя быстро портящиеся в летнюю жару. Они спорили о смысле деяний рассказчика, примеряя к его делам услышанное и понятое. Примерялось плохо.
Шесть учеников, последовавших за учителем в Фивы, начинали каждый день с выяснения, что и где накануне вечером учинил Афигитиос-сказитель. Узнать это было нетрудно, поскольку слухи ходили ещё с ночи.
– Сегодня он разгромил бордель, напав сразу на всех посетителей. Кричал, что все они помеха его душе. Там были трое стражников, говорят, всех троих поранил.
– Понадобится много серебра, берём весь мешок. Аяктий, когда будем договариваться, держись в сторонке. Если что, вы двое утаскиваете учителя, а мы с Андромахием прикрываем.
Этот день не был последним в печально известном Фиванском походе.
– Что он делает, Тучегонитель? Гуляет-то хорошо, это я очень даже понимаю, но как-то на него не похоже… – дальний взгляд Посейдона следил за началом очередной драки.
– Смерти боится и не хочет умирать.
– Непохоже, – прозвучало из-под глухого шлема. – Лучшие мои почитатели так на врага не кидаются.
– Он надеется, что в драке, пьянстве и прочих радостях забудет свой страх. А если и умрёт, то сам не заметит.
– И каждый раз страдает от того, что не вышло ни того, ни другого. Его боль даже здесь слышно, – змея изогнулась петлёй на конце жезла.
– Собираешься им заняться, Асклепий?
– Да. Интересный случай.
Бог врачеванья из тела все хвори изгонит и раны залечит, и даже страдания сердца немало умерить способен. Только одно неподвластно ему, что всем смертным присуще – обычная старость. Многим приносит она охлаждение чувств, благодатное в смерти преддверье. Кто же покоя лишён, исчисляет незримый остаток.
– Я понял, что так не выйдет. Хорошо, не убил никого.
– Губителю сам Владыка по шлему дал, чтобы он тебе боевого умения не подкинул. Выпей-ка этот эликсир.
– Спасибо, Асклепий. Твои снадобья чудодейственны. Что в них такое?
– Многое. В том числе капля ихора, божественной крови. Жизнь продлевает и силы приносит на долгое время.
– Но и это средство требуется чаще и чаще, я не ошибся?
– Ты прав, наставник богов. Старость и смерть я могу только отодвинуть, изгнать пока не могу. Что могу – делаю.
– Мои ученики особо славят тебя среди богов.
– Я знаю. Передай им, чтобы выливали на алтарь всё вино, а не допивали половину сами.
Мглистая область Аида лишает забот и тревоги. Памяти тоже лишает, в которой заботы гнездятся. Вечный покой и скольжение между тенями, нет более душам занятий, если иначе Аид не решает по воле своей непреклонной.
– Говоришь, особые покои и вечная память?
– Да. Аид помнит твои уроки. Он сам предложил сохранить память твоей душе.
– Но судя по твоему сумрачному лику, Владыка Олимпа, это не бессмертие.
– Нет. Это вечная память после смерти. Память всего, что ты сделал, сказал и запомнил. Память без переживаний, без чувств и без новых решений.
– У меня не будет никаких новых мыслей, никаких желаний? Я не узнаю ничего нового и не сложу ни одной истории?
– Нет. Аид властен над областью покоя.
– Смерти подобна без чувств и без помыслов вечность. Ты напугал меня больше, чем мнил успокоить. Передай Старшему мою искреннюю благодарность, а теперь, молю, оставь меня.
– У Асклепия есть ещё идеи, он вскоре придёт. А я спрошу тебя ещё об одном. Говорил ты, что смертен, но приходишь снова и снова. Как узнать тебя, вновь к нам пришедшего?
– Придёт молодой. Молодые сказители вечно записывают всё, что узнают, просто не могут без этого. Вот истинный знак. Остальное и так поймёте. Уйди, я попробую поработать над историей вашего возвышения, боюсь не окончить. Боюсь не успеть, пока не придет уже другой на моё место…
Страх подгоняет стремленье людское к деяньям, страх же и руки, и мысли сковать не замедлит. Страх приближения к смерти стократно её приближает, и разум ему не помеха.
– Ты говоришь, что большая доля ихора в крови способна изменить всего меня, уподобив богам?
– Да, опыты с божественной кровью говорят, что может получиться. Но нужна куда большая доля, чем течёт в жилах героев-полубогов, которых наплодили дед и его брат. Не знаю, как ты это переживёшь.
– Делай. Доверяюсь тебе, Асклепий.
– Запиши в своих свитках, что я тебя предупреждал, и ты всё слышал и согласился.
Спал друг богов и учитель, нектаром особым сморённый, спал беспробудно и долго, от страхов своих отдыхая. Бог врачеванья Асклепий отверз его главные жилы и выпустил крови немало, и походило лечебное ложе на место убийства, когда прекратилось теченье. Влил врачеватель искусный ихора, божественной крови, во все опустевшие жилы. Раны закрылись немедля, ихором исполнилось тело, и даже плетельщицы судеб не знали исхода леченья.
– Ты не даёшь ему проснуться?
– Даю несколько раз в течение дня, Владыка. Он начинает бесноваться, в разум привести я его не могу, так что погружаю обратно в сон. Что-то в нём меняется, это я вижу, но пока не понимаю. Подождём, посмотрим.
Преобразился стареющий друг и наставник Олимпа, кровь человека ушла и сменилась ихором блестящим. Смертное тело восстало в бессмертной божественной плоти, следом таков же теперь стал и разум.
– Один из нас? Значит, это можно сделать вот так? Человека поднять в боги?
– Нет, Владыка. Того, кого мы все знали, больше нет. На свет явился новый бог с его памятью, но он не сложит новых историй и не придумает новых путей. Он вообще не разговаривает.
– Значит, наш друг всё же умер. Надеюсь, он сказал правду, что придёт снова, пусть и кем-то другим.
– Мы все надеемся, Зевс. Выдели часть мира новому богу в память о нашем друге.
Парамифион, некогда место обитания Афигитиоса-сказителя, друга богов, а ныне святилище Исихиона-Успокоителя, не бывал безлюдным даже по ночам. Служители Исихиона, многие из числа учеников сказителя, встречали приносящих жертвы и жаждущих рассказать о своих терзаниях. Здесь всегда готовы были слушать.
Рассказ о жизни сказителя, своим уходом открывшего путь явлению нового бога, тоже был делом, привычным для служителей. Правда, один из расспрашивающих обратил на себя внимание. И не только служителей храма.
– Он всё записывает! Исписал два свитка на обеих сторонах, оторвал кусок хитона и пишет на нём!
– Отправляемся! Скажи Среднему!
– Уже сказал. Как только от океаниды оторвётся, сразу явится. Старший уже в пути.
– Это ведь ты, который был он?
– Нет, нет. Он был только он, я другой. Я помню всё, что помнил он, но я – это только я. Не надо путать, пожалуйста.
– Скажи сразу, тебе на будущее тоже место готовить? – под взглядом Зевса храм покрылся переливами света.
– Вот только этого не надо! Я уже прикоснулся к тому, кем он стал. Вот лучше сдохнуть, чем так, не в обиду вам всем, Глубокоуважаемые!
– Кратковечные… – ледяной вздох Аида заставил гостя вздрогнуть.
– Иначе не выходит, – согласился Зевс.
#ИгрыБогов #Следуй_за_Штормом
